Эдуард Олевинский оценивает масштаб распространения дел о личном банкротстве

Эдуард Юрьевич, как Вы оцениваете масштаб распространения дел о личном банкротстве и первые итоги практики применения этой новой правовой процедуры?

• Статистика для нового правового института впечатляющая — 20 тысяч заявлений за первые полгода — что позволяет говорить о востребованности процедур банкротства граждан. Однако назвать процедуру состоявшейся я бы не торопился. Во-первых, бóльшая часть дел так и не переходит в процедуру банкротства, и причины этого носят системный характер.

Декларированная законодателем цена за ведение профессионалом дела о банкротстве гражданина и раньше мало кого вдохновляла, а после скоропостижного принятия Федерального закона 391-ФЗ от 29.12.2015, значительно увеличившего риски и стоимость профессии арбитражных управляющих, найти согласных быть назначенным финансовым управляющим стало еще более проблематично. Как ни крути, реальная цена процедуры банкротства граждан не может быть ниже 35−40 тысяч рублей, и эта сумма слишком велика для большинства разорившихся. А помочь этим людям в России пока некому.

Во-вторых, практика показывает, что суды смотрят на процедуру банкротства иначе, чем законодатель. Например, в делах Валерия Овсянникова и Александра Волкова суд указал, что «освобождение должника от исполнения обязательств не является правовой целью банкротства гражданина». Нонсенс!

В чем плюсы и минусы процедуры банкротства физлица? Кому он больше выгоден — кредитору или должнику?

• Для ситуаций, когда гражданин не имеет возможности погасить долг полностью, и не смог договориться о реструктуризации во внесудебном порядке, правовых альтернатив банкротству нет. Если долг больше 500 тысяч рублей, то обратиться с заявлением о банкротстве могут кредиторы. В таком случае сам должник обязан подать заявление — за нарушение этой обязанности налоговая инспекция может привлечь должника к административной ответственности (штраф от 1 до 3 тысяч рублей, а при повторном нарушении — от 3 до 5 тысяч рублей). Даже если долг меньше этой суммы, но человек не в состоянии его выплатить, должник вправе подать заявление.

В недалеком будущем, когда судебная практика устоится, несмотря на то, что ярлык «банкрот» мало кому понравится, процедура банкротства окажется привлекательной для обеих сторон. Кредиторам будет интересно оспорить подозрительные сделки должника, совершенные в преддверии банкротства, а добросовестным должникам — иметь возможностью легально освободиться от долгов и начать новую экономическую жизнь. Пока у нас все наоборот: могут и от обязательств не освободить, и раздаренное перед банкротством родственникам имущество не вернуть в конкурсную массу.

Есть ли какие-то особенности в делах при банкротстве крупных должников более чем на 1 млрд рублей?

• В крупном деле соревнуются лучшие юристы, это всегда особенный процесс. Только в таких делах формируется практика по вопросам трансграничной несостоятельности (дело Кехмана), находятся новые аспекты в подлежащих доказыванию обстоятельствах обоснованности требований кредиторов, лояльных должнику (дела Исмаилова и Михеева). Это всегда дела не только о банкротстве, в них исследуется масса правовых вопросов.

Насколько успешно должники используют лазейки по уводу активов и затягиванию судебных разбирательств?

• О лазейках пока говорить рано, но общий уровень правовой культуры таков, что проблема не в лазейках, а в банальном выводе активов. Что же касается затягивания процесса, то здесь законодательство о банкротстве, к сожалению, благодатная почва для злоупотреблений. Практически все вопросы в деле о банкротстве гражданина решает суд. Это означает, что созвать судебное заседание, предоставить все процессуальные возможности каждой из сторон нужно даже если решается второстепенный вопрос: например, исключение прожиточного минимума из конкурсной массы должника. Именно такие возможности недобросовестные участники дела и используют, мешая скорому и эффективному результату банкротства.

Эдуард Олевинский, руководитель правового бюро «Олевинский, Буюкян и партнеры»